Лесовичка - Страница 62

К оглавлению

62

— Возьмите меня с собою… туда… к вам… в театр… Я не могу… больше… Я не хочу в обитель… Выше сил!.. Не могу! Не могу!..

Она задыхалась.

Он схватил ее за руку.

Его голубые детские глаза вспыхнули, загорелись.

— Детка, неужели? О, я знал, что вы не могли поступить иначе… Скорее же, скорее!

Он схватил ее за руку и нервной походкой сбежал вниз, в швейцарскую, где высокий гайдук-казак помог одеться Ксане, накинул нарядную бобровую шинель на плечи Арбатова и распахнул перед ними дверь.

«Честно ли я поступила?» — вихрем пронеслось в мыслях девочки, когда острый морозный воздух прямо дохнул ей в лицо.

У подъезда уже стоял экипаж княгини, который должен был довезти Арбатова на вокзал. Арбатов, усадив Ксаню и сев рядов с ней, велел кучеру ехать как можно скорее.

«Честно ли я поступила?» — шепнула еще раз Ксаня, когда яркие фонари вокзала приветливо блеснули ей в лицо.

Она не слышала, что говорил ей Арбатов всю дорогу. Ее мысли кружились с поразительной быстротой…

Вот они на вокзале.

Арбатов послал ожидавшего его с вещами носильщика купить билеты, а сам побежал дать телеграмму своей труппе с извещением о предстоящем приезде и о том, что везет с собою «дебютантку».

Но вот раздался звонок, заставивший Арбатова с Ксаней броситься в вагон.

— Слава Богу! А ведь чуть было не опоздали. Фея Раутенделейн, садитесь! — произнес Арбатов.

Поезд тронулся… Колеса зашумели… Замелькали фонари, фонари без счета…

Арбатов наклонился к Ксане и шепнул:

— Детка моя, верьте, сама судьба заставила вас променять монастырь на сцену… О, я уверен, вы будете благодарны судьбе, вы будете счастливы, что послушались совета старого актера…

Ксаня ничего не ответила. Ее голову сверлила все время одна мысль: честно ли она поступила, бежав тайком после того, как она добровольно дала обещание поступить в монастырь? Она старалась успокоить себя тем, что это судьба так решила, а не она, Ксаня…

А колеса шумели.

Шумели, точно пели: «Привет тебе, лесная фея»…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
НА СЦЕНЕ

Глава I
Новые впечатления

— Приехали, детка!

Голос Арбатова звучал весело и звонко.

Ксаня широко раскрыла большие заспанные глаза.

Та же обстановка, что и в последние двое суток, проведенные ею в дороге, те же развалившиеся на мягких диванах спящие пассажиры, тот же вагонный ночник, завешенный зеленой тафтой.

Поезд стоит.

— Что, детка, проснуться еще не можете? — засмеялся Арбатов и тут же стал отдавать распоряжения носильщику.

Широко раскрытыми, недоумевающими глазами Ксаня смотрела в полутьму вагона, моргая длинными, черными ресницами. Ах, какой чудесный она видела сон! Милый, старый лес, его деревья-великаны, его пышные ковры из зеленого мха и цветущих диких незабудок — вот что приснилось ей…

И как неожиданно, как странно было пробуждение! Этот вагон, эти грубо храпящие во сне чужие люди… и зимняя стужа за опушенными снегом оконцами купе.

— Торопитесь, детка, поезд стоит недолго, — слышится снова над ее ухом голос Арбатова, и он предлагает ей руку. Ксаня машинально опирается на эту руку, и оба выходят из вагона.

Едва они опустились на платформу, как их со всех сторон окружил целый десяток мужчин и дам.

— Сергей Сергеевич, батенька! Наше вам почтение!

— Сережа-мамочка! Наконец-то!

— Отцу командиру наше нижайшее!

— А мы тут ждали, ждали, ждали!

— Поезд опоздал на целый час.

— Кущик уже нос отморозил, до того на вокзале досиделись…

— Ха, ха, ха, ха!

Целый поток веселых приветствий, смеха, восклицаний посыпался на выходившего из вагона Арбатова. Его обнимали, целовали, и все это среди самых шумных и бурных речей, самого непринужденного веселья.

Бритые лица мужчин, говоривших как-то особенно и жестикулирующих особенно, нарядные, оригинальные и своеобразные костюмы дам показывали, что все встречавшие Арбатова были артисты и артистки.

Действительно, тут была налицо почти вся арбатовская труппа: толстый Дмитрий Петрович Славин или «папа Митя», серьезный комик труппы, с милым, добрым, бабьим лицом, юркий, как обезьяна; второй комик, морщинистый Кущик, казавшийся скорее старообразным мальчиком, нежели стариком; худой, как смерть, костлявый, с мрачным взглядом, в каком-то невероятном плаще, накинутом на плечи, трагик Доринский-Громов; красивый, с огромным букетом в руках, jeune premier труппы Гродов-Радомс-кий; старуха Ликадиева, которую вся труппа Арбатова называла не иначе как «тетя Лиза» и любила без памяти; тоненькая, миниатюрная Зинаида Долина; затем еще какие-то молодые люди, почти мальчики, веселые, суетливые, особенно крепко трясшие руку Арбатова, — артисты на вторые роли, и барышни-статистки в скромных шубках, потертых шапочках.

Все это окружило Арбатова, приветствовало его, осыпая радостными возгласами.

Скромная фигурка Ксани в черном монастырском одеянии, с большим платком на голове как-то уж слишком резко отличалась от всей этой веселой, суетливой толпы, кипевшей жизнью, шумной и суетливой. Ксаня с удивлением смотрела на эту толпу.

— Давайте знакомиться, детка! — произнес Арбатов, обращаясь к Ксане. Позвольте вам представить, — прибавил он, обращаясь к собравшейся труппе, это та молодая новая артистка, о которой я вам телеграфировал…

Прежде чем могла опомниться Ксаня, десятки рук протянулись к ней.

— Ай, да какая же она красавица! — искренно вырвалось из груди Славина, и он отечески ласково погладил Ксаню по головке поверх ее черного монашеского платка.

62